Warhammer_AU@Multi_otp_ask.
Bequa_Fabius@Multi_otp_ask.
Q: что за план мести был у бекьи? Что тебе сделал композитор?
Q: бекья, что такого произошло между тобой и остианом?
Бекья даже не знала, что бесит ее больше - пустые листы перед ней или этот глупый, ограниченный, непонятливый, трусливый мальчишка. Ну, на листах она могла что-то написать - это было вполне в ее силах, и кто же виноват, что вдохновения не было ни на одну нотку! А с остианом уже ничего нельзя было сделать
. Он ускользнул, его украли, он был уже чужой! Его тело - а ведь еще такое молодое! - Уже узнало ласки чужих рук, его почти детские губы уже были отравлены чужими поцелуями.
Остиан не выделялся ни красотой, ни богатством, ни умом. Слава о его таланте скульптора, правда, гремела по галактике, но как могло его грязное и грубое дело сравниться с величием музыки? (Не любой, конечно, музыки, но мы же говорим про симфонии величайшего в мире композитора) но остиан был молод, а нет ничего более возбуждающего, чем молодость. Молодость с ее мягкостью и с ее робостью, молодость с ее дрожью от неведомых прежде ощущений … молодость, на которой навсегда останется след от чужого опыта и чужого возраста. Молодость, которая была так нежна, что ей можно было лишь поиграться один раз до того, как она погибнет - впрочем, большего было и не надо.
Остиан сначала даже не понял, что от него хотели. Он, глупенький, подумал, что бекья действительно говорит о музыке, о войне, о космосе, о чем угодно, но не о любви - просто потому, что это слово не звучало. Страсть, чувство, желание - все эти слова пока что были для него пусты.
Что ж поделаешь, нужно было ему объяснить. Сказать правду так прямо и понятно, что становилось противно.
"Я тебя хочу. Прямо здесь. Прямо сейчас. " Фу, никакой тайны, никаких намеков! Как грубо! Впрочем, ради такого можно было смириться с грубостью. К тому же такая чистота мыслей даже выглядела мило; как ребенок, право слово! Хотя, казалось бы, двадцать два года ….
Но остиан только отступил назад, только покраснел; и ни капли, ни капли интереса, страсти, желания! Только страх и - что за забытое чувство? - Отвращение. Отвращение - к ней, к самой бекье!
"Разве я тебе не кажусь красивой? Ты меня не хочешь, молодой скульптор? А он … он, ах, почти закричал! Как будто бекья хотела сделать с ним что-то плохое. Но она ведь не хотела, нет, совсем наборот, ну, конечно, если бы он совсем не согласился, тогда бы, возможно ….
А остиан что-то пробормотал про то, что он торопится, что его пригласила Серена ….
Серена! Эта художница! Эта художница, у которой такие несуразно большие ладони, и вечно краска под ногтями, и еще которой так не идет ее прическа! Неужели она лучше! И они с остианом. Так же он смущается, хотелось бы знать, когда ласкает ее голое тело? Такими же, интересно, невинными глазами смотрит на нее после? А сам - то, сам - то краснеет как!
Остиан сразу стал отвратителен и грязен.
"Вы, кажется, спешите? Можете идти, я с вами закончила. И этого отвратительного и грязного, который как-то съежился и сжался, тут же сдуло, как пыль.
Да как он мог! Как он мог предпочесть эту художницу? Нахлынула новая волна гнева, жгучая и горькая. Бекья представила, как сейчас серебряные руки остиана сжимают чужую грудь - заставила себя представить, и в злобе и обиде было даже что-то приятное. Разве не приятно чувствовать себя жертвой?
И подумать только, этот бесчувственный дурак скоро спустится на завоеванную планету! Будет идти рядом с бекьей, он, который отверг ее! Внутри все загорелось от воспоминания: вот остиан зачарованно смотрит на голубой шар в иллюминаторе, вот рассуждает о том, как, верно, красивы моря и леса … вот отказывает бекье - первый в ее жизни, кто отказал в близости.
Нет, нельзя этого так оставлять! Почему бы тоже не отнять у этого скульптора удовольствие? Это будет вполне честно!
Бекья вскочила, поморщившись - проклятые нервы! - От боли в висках. Композитор была достаточно известна, чтобы ее послушали. Чтобы вычеркнули остиана из списка тех, кто спускается на покоренный лаэран.
И да, все так и случилось; юный скульптор так и не увидел красот чужого мира, не отравился его сладким воздухом, не потерял разум от его колдовской музыки. Не рыдал, как бекья, стоя на коленях в нечеловеческом храме. Его не переполняли картины восхищающие и отвратительные, не звучали в его голове жуткие и прекрасные песни.
Но пока он и не подозревал ни о мести, ни о колдовстве; он был с Сереной. Они сидели рядом и болтали ни о чем и обо всем, и остиан представлял, как он наберет на полях другого мира целый букет цветов и подарит художнице, а потом, может, она поцелует его в щеку … он был влюблен, и свою Серену он бы не променял ни на кого на свете.