В детстве я в музыкальную школу ходила.

Мне казалось, что каждый человек должен научиться играть на каком-нибудь инструменте, и я, только мне исполнилось пять или шесть, радостно выбрала фортепиано, потому что была разумная девочка и понимала, что трубу или виолончель нужно будет таскать с собой на каждое занятие.

Родители посовещались и купили мне пианино "Красный Октябрь", которое и сейчас стоит в центре огромной родительской гостинной. С тех пор уже сменились поколения, произошла гора исторических событий, а "Красный Октябрь" так и стоит, уже забытый, но все равно почитаемый, все с тем же отколотым кусочком лакированной поверхности с левого бока, - результат работы грузчиков, хотя их тоже можно понять, тащить, хоть и вдвоем, целое пианино на 9 этаж - это тяжело.

Так вот, родители купили пианино и записали меня к учительнице специальности в музыкальной школе. Каким образом они остановили свой выбор именно на ней, среди такого количества самых обычных теток с нервным тиком и высокой прической, неизвестно. Но когда меня привели к ней впервые, я раскрыла глаза и рот на максимальную ширину и не могла сдвинуться с места. Ее звали (ну почему звали, она жива и в добром здравии) Клара Афанасьевна заболотская.

Это была высокая, статная женщина с мужскими чертами лица, очень коротко стриженые седые волосы она красила в ядерно - рыжий цвет. Она никогда не носила юбок, только брюки. В нашу первую встречу она была в тельняшке на голое тело и темных брюках. И да, с ярко - рыжими короткими волосами. Мне, привыкшей, что учительница должна быть в блузке, юбке и туфлях, а волосы должны быть противно - желтые с темными корнями или вовсе не крашенные, такое сочетание одежды и прически казалось чем-то из разряда температурного бреда.

За все время, которое я училась у нее, я ни разу не задумалась о том, сколько ей лет. В день моего выпуска из музыкальной школы выяснилось, что ей 65. И это было невероятно много. Она не была 65-летним человеком, она была моложе всех своих учеников вместе взятых, она была задорнее и веселее любого из нас. Нет, она не была паяцем, знаете, как многие учителя, чтобы только понравиться детям. Она не пыталась никому понравиться, ее не любили в школе, потому что не понимали. Говорят, что четверку на экзамене я получила именно поэтому. Ее ученикам никогда не ставили высший балл. Не потому, что у них страдала техника (что - что, а техника у них точно не страдала), а потому, что Клара Афанасьевна была из тех, кто всегда говорил правду. Она никогда не "Делала вид". Она никогда не молчала, всегда говорила, что думала, кому же такое понравится. Ей, как и мне, была не по душе моя учительница сольфеджио, поэтому, чтобы никто не заметил, она выпускала меня через свое окно, когда я не хотела идти на сольфеджио. А когда во мне просыпалась совесть, и я задумывалась, что же я буду делать на экзамене, я же ничего не учу, она просто говорила "я Тебе все Объясню, Ерунда". А еще она людей насквозь видела. Она всегда знала, что у тебя приключилось, о чем ты думаешь, и как твои дела. И да, как бы это ни звучало, она учила меня жить, как играть на инструменте и играть на инструменте, как жить.

Казалось, что маленький "Кабинет Специальности" ее не выдерживал. Музыкальная школа находилась на цокольном этаже в здании лицея, и потолки там были очень низкие. И вот эта крошечная комнатушка, в которой Клара Афанасьевна практически жила, была явно ей не по размеру: два инструмента, стол и стулья, а еще шкаф, который ломился от нот, а она заполняла собой остальное пространство. Нет, она не была полной или такой уж большой, но когда ученик играл адажио, как будто никогда до этого его не играл, она не сдерживала себя, она вскакивала, махала руками и кричала так, что хотелось лечь на клавиатуру и прикрыть за собой крышку инструмента, потому что казалось, что щас прибьет, а спрятаться в этом помещении больше было негде.

Нельзя было стучать, прежде чем войти в класс, потому что если другой ученик играет, не нужно его отвлекать, нужно просто тихо войти. Мои уроки начинались около шести, зимой в это время на улице уже тьма, и вот я заходила, не стучась, одними губами говорила "Здравствуйте" Кларе Афанасьевне и шлепала прямиком к батарее, куда складывала сначала свои перчатки, а потом и маленькие ручонки, которые нужно было греть, прежде чем играть.

Кларе Афанасьевне очень нравился мой интеллигентный, худой и строгий папа доктор наук, который приводил меня на занятие и сидел целый час, сняв очки и внимательно слушая, какие указания учительница дает мне, чтобы потом дома воспроизводить их ее же голосом в том же тоне, не давая мне расслабиться. Я должна быть заниматься по два часа в день дома, чтобы пальцы не были "Деревянные".

Она никогда не ставила передо мной задачи "Вызубрить" или "заучить", она просила меня "сыграть". И я играла. А когда она видела, что я совсем не понимаю, что она от меня хочет, она садилась рядом, брала мою руку, складывала ее на свою, и играла отрывок, а я должна была почувствовать, что нужно делать. Я навсегда запомнила, какие у нее были мягкие, но сильные руки. Она заставляла меня стричь ногти под самое мясо, и если я не делала этого дома, то она сама брала садовые ножницы и криво - криво обрезала мне ногти. Заслужить ее похвалу было сложно, но это всегда было феерично. Она готова была расцеловать меня, когда я брала и сходу играла все правильно.

После музыкальной школы прошло с десяток лет. Все это время мы практически не общались с Кларой Афанасьевной. А недавно я встретила ее около ее дома, она давно ушла из музыкальной школы, практически сразу после того, как я ее закончила. Мы разговаривали час или больше, я не могла уйти, мое детство наступало мне на пятки, я почти была там, в классе специальности, сидела на стуле и двух подставках, потому что иначе не дотягивалась до клавиатуры. В этот момент, когда мы говорили с ней, стоя у подъезда, а прошла уже, казалось, целая жизнь, я совершила кучу ошибок, я делала разные вещи, хорошие и не очень, но я всегда была открытой и честной, я говорила, что думала, и никогда не "Делала вид", я поняла, кто научил меня честности. Эта женщина вкладывала в мою маленькую голову, возможно, самое важное качество - никогда не изменять себе.

В ней всегда были невероятная доброта и сострадание. Тогда, вместе с преподаванием в музыкальной школе, она еще была руководителем приюта для бездомных собак. Мы, ее ученики, знали это, но никогда особенно не обращали на это внимания. А сейчас я понимаю, сколько это говорит о человеке. Дети и собаки. И она абсолютно самоотверженно служила тем и другим. Помогала и ставила на ноги. Ее жизнь не была похожа на произведение Моцарта, но она жила так же, как играла на фортепиано, - открыто, легко и экспрессивно. И нас учила тому же.

Смотрите ещё статьи о прическах http://pricheski.ru-best.com/uroki/legkie-pricheski