Часть 26. - послушай, ты уверена?

Мы в любой момент можем вернуться.

Рука Нильса на руле сжимается, когда мы подъезжаем к школе. Он всю дорогу отговаривал меня ехать сюда, потому что был не уверен насчет того, что я готова. Но я целиком и полностью готова вернуться в школу, потому что я знаю, что Нильс будет со мной, и я могу не беспокоиться по поводу одноклассников и их косых взглядов.

- это просто … просто школа, ладно? Мне нужно ходить туда, если я хочу жить нормальной жизнью, - я отстегиваю ремень и тянусь к сумке, лежащей на заднем сиденье.

Я говорила о нормальной жизни сегодня за завтраком, говорила о том, что хочу учиться, гулять, обнимать Нильса и просто радоваться жизни, потому что в ней пока что все спокойно и хорошо. Но я ведь знаю, что это будет длиться недолго, что драма в моей жизни может никогда и не закончиться. Я пережила многое, и оно каждый раз будет возвращаться ко мне болезненным ударом бумеранга.

Мы выходим из автомобиля, не держась за руки и не пересекаясь взглядами, чтобы люди не подумали, что между нами что-то есть. И пока я пересекаю задний двор школы, я думаю, а есть ли вообще что-то, или я как всегда придумала идеальную вселенную и забыла о реальности? Может быть, и то, и другое. Совмещать иллюзии со своей жизнью бывает глупо, особенно для такой реалистки, как я.

Нильс проходит в школу с другой стороны, с главного входа, а я вхожу с черного, возле столовой. До занятий осталось двадцать минут, так что все ученики неторопливо шагают по коридору и общаются между собой, снова не замечая меня. И я, как ни странно, рада этому. Рада, что никто не тыкает в меня пальцем и не перешептывается словами "Посмотри, эту Девушку Совратил Учитель".

Я вижу, как Нильс, примерно в пяти метрах от меня, разговаривает с какими-то ученицами. Когда он опускает голову и тихо смеется, в моей груди что-то щелкает, и я невольно вскидываю подбородок. Две девушки кокетничают с ним, накручивая одинаковые черные локоны на палец и смотря на собеседника из-под больших накладных ресниц. По-моему, я их знаю, но не могу вспомнить, где их видела.

Прислоняюсь плечом к голубым металлическим шкафчикам, прижимая сумку к себе и нахмуривая брови. Я ревную? Я ревную. Говорят, что ревность - это недоверие к человеку, которого ревнуешь. Я считаю, что ревность исходит из чувства, что тебя могут заменить кем-то более лучшим, чем ты. Вокруг меня полно девушек модельной внешности, и страх быть отвергнутой нарастает с каждой секундой. Нильс ведь легко может предпочесть их, вместо меня.

- как твои дела, Бронте? - Я вздрагиваю от внезапного голоса и разворачиваюсь к источнику.

- чего тебе нужно, Кортни? - Мой голос на удивление твердый и холодный, что совершенно не свойственно мне.

- пришла попросить прощения за мою выходку, - поджимает губы брюнетка, осмотрев меня с головы до ног, - меня заставили сделать это родители. Твой женишок все-таки позвонил им, и они жестко отчитали меня за это. Так что, да, извини.

- ты ведь знаешь, что я не нуждаюсь в твоих извинениях? Мне ты противна.

- это взаимно, не сомневайся, - фыркает Бретт и протягивает мне пластиковую прозрачную коробочку, под куполом которой находится пирожное с розовой глазурью на верхушке, - на, это сделала моя мама, типа в знак примирения.

- только из-за уважения к твоим родителям, а не из-за того, что я хочу общаться с тобой, - я беру коробочку и кладу ее в сумку.

- а ты дерзкой стала. Ну, после того, как встретила веркоохена.

Я поднимаю на нее глаза и она, усмехнувшись, удаляется, разнося стук каблуков по всему коридору. Какая же ты стерва, Бретт. У самых добрых родителей получаются самые злые дети. Я несколько раз видела маму Кортни, и она в разы доброжелательней и отзывчивее, чем ее чадо. Что уж тут говорить о манерах, или, скажем, о привычке извиняться перед людьми? Интересно, а Кортни умеет извиняться искренне?

Поворачиваю голову к месту, которое ранее притягивало мой взгляд. Ни Нильса, ни этих раздражающих девушек там больше нет, и я со спокойной душой выдыхаю. Надеюсь, он не ушел с ними куда-нибудь в учительскую и … боже, как я могу об этом думать? Нильс - лучшее, что со мной случалось за всю жизнь, и у меня еще как-то хватает совести сомневаться в нем. Еще одно доказательство тому, что я идиотка.

Скептично оглядываю подарок мамы Кортни, и ловлю себя на мысли, что он выглядит вполне аппетитно. Оглядываюсь по сторонам и распаковываю пирожное, вдыхая сладкий аромат клубники с ванилью. Моих губ касается глазурь цвета фуксии, а на язык попадает приторный вкус. На самом деле, очень вкусно. Даже учитывая то, что на завтрак я ела строгую яичницу с беконом, этот кекс не чувствуется лишним.

Доев остальное, я выкидываю "Упаковку" в урну рядом с собой, и довольная иду в класс по физике. Может быть, мне все-таки стоит простить Кортни? Она ведь могла бы даже и не подойти, чтобы отдать мне это. И даже неловко, что у меня нет ничего взамен. Господи, опять я за свое - пытаюсь угодить людям, которым это и в помине не нужно. Чертова доброта, кто вообще сказал, что быть доброй ко всем это круто? Это убивает.

Перед самой дверью кабинета физики я останавливаюсь, хватаясь за голову обеими руками. По внутренним стенкам черепной коробки начинает скрестись что-то металлическое и неприятное, холодное и жесткое. В виски ударяется молнией волна боли, разносясь аж до самой шеи. Мои брови нахмуриваются от неимоверной душащей боли, с каждой секундой увеличиваясь в несколько раз. Что, черт возьми, происходит?

Падаю на колени и наклоняюсь, поставив ладони на пол и беззвучно крича. Ощущение, что моя кожа готова разорваться от ползающей под ней боли. Хочется задушить себя, или утонуть, лишь бы не чувствовать ничего. Глаза начинают печь от подступающих слез, ресницы уже намокают, а уголки губ болят от того, насколько сильно я открываю рот. Я ведь даже не кричу, или … просто не слышу этого?

Когда я выпрямляюсь и запрокидываю голову, мой рот по-прежнему остается открытым. Впереди и по сторонам я вижу только ослепляющую белую пустоту, - я в невесомости. Тишина смешивается вместе с давящими осколками внутри головы, превращая всё это в котёл сатаны, в котором я варюсь прямо сейчас. В шею что-то ударяет, поэтому она гнется почти на девяносто градусов, от чего я слышу непродолжительный хруст костей.

Губы засыхают от недостатка влажной слюнной железы, трещинки на них начинают чесаться. Закрываю рот и слышу оглушительный хлопок, как будто огромный воздушный шарик лопнул прямо около моего уха. Ладони автоматически жмутся к ушам, глаза зажмуриваются, шея выпрямляется и снова этот неприятный хруст и хлопок, но более глухой из-за того, что я закрыла уши.

Щелчок. Веки резко приподнимаются, и я слышу шепот. Без слов, просто, как будто кто-то произносит одну гласную букву "а", растягивая ее на целую минуту. С каждой секундой тон становится громче, становится понятно, что голос мужской, но незнакомый мне. Когда тональность повышается до крика, я снова раскрываю рот и прижимаюсь лбом к несуществующему полу, ощущая боль на треснувших губах.

Снова дебильная тишина. Я тяжело и прерывисто дышу, но не слышу собственного дыхания. Ничего не слышу. Когда открываю глаза и поднимаю голову с пола, оказывается, что и зрение у меня пропало. Но это не обыденная густая темь, а яркий белый бесконечный лист бумаги, окружающий всю меня. Словно я нарисованная деталь, к которой должны еще что-то добавить. Протягиваю руку и не вижу ее, но не чувствую панику.

Чувствую только пустоту. Невесомость.

Нос улавливает запах чего-то горького и стерильного, похоже на резкий аромат спирта. Ресницы стали будто свинцовыми, отчего я не могу открыть глаза, а так хочется посмотреть, что происходит. Я помню, что видела завесу. Пустынную, словно внутри облака, или внутри дыма. Как будто, я умерла и попала в ничто иное, как рай. Лишь в том случае, если это был рай, то ад, вероятно, черного или красного цвета. Я не знаю, что это было.

- клянусь, она не такая.

Этот голос. Он заставляет меня через силу полу - открыть глаза, и сквозь расплывчатую пленку, я замечаю двух людей. Я точно вижу Нильса, и кого-то еще.

- была, значит. Может, какая-то зависимость в прошлом? Обычно, подростки увлекаются этим в четырнадцать, а спустя несколько лет решаются повторить это, как всегда "Ради Забавы".

- Нильс … - хриплю я одними губами и ловлю на себе два взгляда.

Это имя звучит сейчас как молитва о помощи, призыв к спасению. На уме кроме этого имени больше ничего нет. Будто, чтобы окончательно прийти в себя мне нужно просто произнести это заветное "Нильс". Парень незамедлительно подходит ко мне и садится рядом, кладя обе свои руки на койку, рядом с моей кистью. Даже не прикоснувшись, я чувствую тепло, исходящее от кожи веркоохена. Оно приятно обжигает, и я хочу дотронуться до него, но тяжесть не дает мне этого.

- о чем ты думала, когда соглашалась пойти на такое? - Даже видя все в искажающей ряби, я замечаю, как недоволен и холоден Нильс.

- Ч - что. - Горло болит даже от шепота.

- ты действительно согласилась, или что может быть хуже - сама решилась. Я глубоко разочарован в тебе, Бронте.

- о ч - чем т - ты.

- мистер веркоохен, вы должны покинуть фургон прямо сейчас.

Голос позади спины Нильса заставляет его встать, кинув на меня еще один прощальный разъяренный взор. Изнутри ребра обволакивает ядовитое облако, в больном горле образовывается ком. Я чувствую себя виноватой, но даже не знаю, в чем провинилась. Насколько я знаю, пострадала здесь я, верно? Нильс мог бы и поддержать меня. Думаю, мы с ним около недели теперь не будем разговаривать.

К койке подходит высокий мужчина в белом халате, я различаю только его черные волосы и пару черт лица. Брови, контур носа и глаз - это всё, что я вижу в расплывчатом виде. Мои глаза будто в слезах, оттого и невозможность видеть. Даже моргнув пару раз, это не помогает, и поэтому я в безысходности закрываю глаза, ощущая прилив расслабленности и облегчения. Словно небольшой груз сорвался с плеч, но основная тяжесть все еще давит на мой позвонок.

Стою перед этой самой дверью, не в силах позвонить или постучать. Не в силах видеть этот укоризненный взгляд, заставляющий хотеть содрать с себя кожу и просить прощения за всю свою жизнь. Эти кофейные глаза, темнеющие от разочарованности и злобы, губы, кривящиеся от ухмылки. Я просто не могу просто так смотреть в эти глаза и не думать о том, что произошло. Это не моя вина, клянусь небом.

Сегодня я до дома на автобусе ехала. В безлюдном, душном, и совсем не похожим на его машину. Каждая мелочь напоминала мне о том, как ужасно я поступила. Даже учитывая то, что это не моя вина, это просто ошибка, которая внезапно свалилась на мою и без того глупую голову. Как я Нильсу объяснюсь? У меня нет алиби, и от этого хочется то ли закатить глаза, то ли упасть и разреветься.

Поднимаю кулак параллельно злосчастной двери, и негромко касаюсь костяшками ею три раза. Другой рукой сжимаю лямку своей сумки, при этом закусывая верхними зубами трещинки на нижней губе. Слышу шаги по ту сторону и втягиваю воздух в легкие, приготавливаясь к этому страшному взгляду, сжигающий органы и, как я уже сказала, намекающий на то, чтобы я переосмыслила свою жизнь.

Дверь распахивается, но перед собой я вижу не эти волосы, не эти глаза. Прическа Софи в кое - то веке не идеальна, помада размыта по челюсти, а длинную шею обрамляют ярко-фиолетовые пятна. Тонкой рукой девушка сжимает белое одеяло, прижимая его к обнаженной груди. Ухмылка на ее лице об одном говорит. Это даже хуже, чем пронзающий душу взгляд. Уж лучше бы он уничтожал мое утро, но не она.

Смотрите ещё информацию о мужских стрижках по ссылке http://pricheski.ru-best.com/vidy-prichesok/muzhskie-strizhki