Колдун. (Продолжение сольтычихи).
Как обещала - продолженье!
Рассказ есть, только вот герой.
Живёт и нынче в том селеньи, ему и стих нетленный мой.
С тех пор прошло немало лет.
Мы стали бабушками уже.
Мальчишки - де дами в ответ, об этом и не вспоминали.
Гова ривали, голова, что плавала тогда по речке, и по сей день пока жива, пугает баб ещё беспечных.
Мой стих про "Чёртову Башку".
Откройте, да и прочитайте.
Я не вгоняю вас в тоску.
Так проще, время скоротайте.
Начну, пожалуй, с дискотеки.
На танцы бегали гурьбой, шейк танцевали для потехи, и он, и я, и мы с тобой.
В общие круги вставали.
И выдавали кто, что может.
Разрядка мышцам, и мозги.
Всё ж отдыхали в танце тоже.
А у меня копна волос, кудряшки сами завивались, по пояс сзади, я без кос, на танцы все так собирались.
Девчонки пышности такой.
Завидовали, а ребята.
Лишь любовались, боже мой!
Всегда причёсана опрятно.
Вдруг чувствую, что кто-то гладит.
Мою причёску, я вся в дрожь, в затылок дышит прямо сзади, я оглянулась, никого ж.
Пришла домой когда из клуба, сняла я шапку и пальто, мои кудряшки, как сор с клумбы, посыпались на пол кольцом.
Клочками прямо выпадали, пришлось подстричься мне потом.
С короткой стрижкой уезжала.
От тётки в город, к мамке в дом.
Бывали случаи, когда.
Девчонка двоим нравилась.
Приходит парень в клуб - беда.
Он весь в дерьме, ведь чистым был.
Идёт домой, переодеться, а мать ему и говорит:
"Так чистый ты, дай приглядеться, нет ничего, колдун творит! Заходит в клуб, и вновь в дерьме:
Рубашка, брюки и пиджак.
Бредёт домой уже к себе, ступает в дом - опять чистяк!
Бес не давал из дома выйти, гипноз всё это, или как?
Все видят грязь не по наитью, а дома - чистый, как пятак.
Ещё дружил колдун с соседом, пришёл он в гости посидеть, тот накормил его обедом, не будет это делать впредь.
Он в прихожей взял друга шапку.
И что-то там наговорил, затем схватил зипун в охапку.
И быстро вдаль засеменил.
Сосед его с тех пор стал сохнуть, болеть, худеть, желтеть, стареть.
Через неделю, чтоб не сдохнуть, решили колдуна огреть.
И отметелили дубиной, чтоб стал он, как мягчайший фарш:
"Снимай заклятье, сделай милость.
Иль кол вобьём в тебя сейчас. Дополз до лавки, пошептал, руками тихо помахал, потом домой заковылял.
Друг стал здоров, колдун отстал.
А летом случай был потом, сынок соседа, рыжий Ванька, залез к нему за огурцом, как будто б не было у мамки.
Колдун подпрыгнул, гулко топнул, и рыжий Ванька вдруг ослеп.
Сосед пришёл, а сын нисколько.
Не видит, прямо как скелет.
Глазницы тёмные ввалились, глаза закрытые в слезах.
Тут мужики опять взбесились:
"Вновь за своё? Как можно так? Опять его отматюкали.
И проучили, не спеша, бока немножечко намяли:
"Снимай заклятье, не греша! А к Ваньке вдруг вернулось зренье, но огород тот за версту.
Стал обходить без сожаленья, не рвал малину на кусту.
Таких вот случаев с десяток.
Пришлось услышать мне ещё.
Быть может, это не приятно, но дальше будет горячо.
Прочтёте вы мой стих про "Сглаз", задумаетесь, правда ль это?
Сейчас история как раз.
Про медсестру из лазарета.
Работала она в больнице, не в поликлинике, нет, нет.
В глаза и не смотрела, вниз всё, и отводила взор в ответ.
А, если вдруг в глаза посмотрит или похвалит невзначай, ребёнка, взрослого - всех спортит.
Уж лучше взгляд не замечать.
Цветёт цветок бардовым цветом, стоит тихонько на окне, когда она его приметит, он сразу опадёт при ней.
Так всё живое умерщвляла лишь только взглядом во плоти. В деревне люди это знали, что ей навстречу не ходи. Наверно, буду закругляться, чтоб вас уж больше не пугать. Всему не стоит удивляться, себя умейте защищать. (Продолжение следует).