Большинство московского населения считало своим долгом в любой праздник рано утром сходить в церковь.
Вставали часа в четыре утра и шли к ранней обедне. Особенно этот обычай был распространен в средней и низшей городской среде, преимущественно среди "Серых" купцов и мещан.
После обедни выходящие из церкви здоровались друг с другом, поздравляли друг друга с праздником и толковали о новостях. Затем шли домой и садились пить чай часов до девяти утра. После этого деловая часть населения шла на работу, а неделовая просыпалась и отправлялась к поздней обедне
. С утра по городским улицам распространялся запах праздника - пекли пироги. Их непременно подавали к обеду и к чаю. После обеда следовал традиционный дневной отдых, часов до четырех. Потом пили чай и если было лето, отправлялись гулять в нескучное или на даниловское кладбище, а кто побогаче - в петровский парк или Сокольники.
Зимой послеобеденное праздничное время посвящали чаще всего карточной игре, особенно преферансу, который был в Москве в большой моде начиная с середины века. Театры долгое время в праздничную программу большинства населения не входили - вообще страсть к зрелищам возникла в Москве ближе к концу столетия. Время от времени ходили в гости к кому-нибудь из родни.
С наступлением темноты в "Табельные дни" (также как на рождество, пасху и новый год) на улицах устраивалась иллюминация, а иногда фейерверк.
До появления электричества иллюминация составлялась из плошек (небольших керамических блюдечек) и шкаликов (разноцветных стеклянных бутылочек. В них горели конопляное масло, бараний или тюлений жир, а также скипидар, и они больше воняли и чадили, чем светили. Плошки расставлялись преимущественно по ровной, защищенной от ветра поверхности, а шкалики размещали в ветреных местах, их связывали в гирлянды и развешивали на оградах, решетках и фасадах домов. Такие гирлянды требовали ежедневного ухода и, если праздник был долгий (к примеру, по случаю рождения наследника или во время коронации, а также на рождество и пасху, когда праздничные огни жгли по нескольку дней), каждое утро специальные рабочие, нередко верхолазы, очищали шкалики от нагара и заново заправляли их к вечеру. Чтобы зажечь иллюминацию, применяли специальный шнур - стопин, пропитанный воспламеняющимся веществом. Стопины подводили к фитилям, концы собирались в общий пучок и достаточно было поджечь его конец, чтобы огоньки быстро разбежались во все стороны и включили всю гирлянду. Подобным образом зажигались люстры на балах и в храмах на пасху.
Помимо иллюминации город украшали транспарантами. На деревянный каркас, сколоченный из планок, натягивали холст с каким-нибудь изображением: вензелем, датой, лозунгом, портретом и т. п., а с изнанки в проволочных петлях закрепляли шкалики. Когда они горели, изображение светилось изнутри.
Иллюминацию общественных зданий в Москве обеспечивали учреждения и городская дума, а обывательские дома должны были украшать сами домовладельцы, за чем следили власти. На основной территории города праздничные огни выглядели довольно примитивно: на подоконниках и тротуарных тумбах расставляли плошки с салом, а в окнах и кое-где на фасадах висели несложные транспаранты.
В конце XIX века, когда в Москву пришло электричество, иллюминация стала яркой. Особенно нарядно выглядел в такие дни кремль. Очевидец вспоминал, как во время коронации Александра III "по архитектурным линиям стен и дворца горела красная электрическая линия, крыша дворца была обведена такой же зеленой линией, и посредине этого один, весь сплошь залитый мягким жемчужно - матовым светом, стоял> Иван великий. На темном бесконечном бархате ночи это было и немного таинственно, и великолепно"332 . не хуже выглядела иллюминация и из кремля: "с террасы кремлевского дворца, на которую двери были отворены настежь, - вспоминал б. Н. чичерин, - открывался совершенно фантастический вид: кругом пылающие огнями кремлевские башни, а внизу отражающая блески река и за нею бесконечная даль Замоскворечья с улицами, домами и колокольнями, освещенными миллионами плошек"333.
В коронацию Николая и возможности электричества использовали самым эффектным образом. "В 9 часов вечера, когда государь с императрицей вышли на балкон дворца, обращенный на Замоскворечье, императрице был подан букет цветов на золотом блюде, в котором был скрыт электрический контакт, и, как только императрица взяла в руку букет, тем самым замкнулся контакт, и был подан сигнал на центральную электрическую станцию. Первой запылала тысячами лампочек колокольня Ивана великого, и за ней заблистала повсюду в Москве иллюминация", - вспоминала Матильда кшесинская 334.
Из годовых великих (двунадесятых) праздников к числу наиболее отмечаемых относились, безусловно, рождество и следующие за ним святки. В целом праздничные дни длились зимой с 25 декабря (ст. ст. ; Собственно рождества) и до крещения 6 января и включали в себя новый год. Все эти дни были нерабочими; мастеровые и крестьяне - отходники в большинстве своем уезжали в деревню, закрывались фабрики, не работали государственные учреждения и учебные заведения. Многие иногородние студенты отправлялись по домам, а в Москву зато во множестве наезжали гости из других городов и губерний.
В общих чертах эти праздники по общему праздничному сценарию проходили. На рождество и крещение большинство горожан из всех слоев населения посещали церковные службы. Были обильные праздничные застолья с обязательным заливным поросенком, жареным гусем с яблоками и окороком холодной телятины. Во всяком уважающем себя доме на все святки "Ставились Столы" и держались целыми днями накрытыми для визитеров. Работать по большим праздникам было грех, и даже дамские рукоделия в эти дни были под запретом. (Также в праздники нельзя было ходить в баню. Визиты полагались обязательными на рождество и новый год, а на рождество и крещение (так же как и на другие большие и приходские церковные праздники) визиты непременно наносили и священнослужители. Придя, "Священник Надевал Епитрахиль, Выправлял Из-под нее Длинные Волосы и, Становясь Перед Образом, пел:"рождество твое, Христе боже наш …" мы прикладывались к кресту вслед за матерью и целовали руку священнику. Он поздравлял нас с праздником, мы отвечали все зараз: "И вас, Батюшка". В это время мать возможно незаметнее вкладывала ему в руку "Зелененькую" (три рубля), которую он ловко подхватывал и опускал в карман", - вспоминала Е. а. Андреева - Бальмонт 335 . прибывшему со священником дьячку в семье Андреевых полагалась рублевка.
На рождество и пасху кроме приходского духовенства приезжали и священники из других мест, знакомые или так или иначе связанные с хозяевами, а еще монахи из тех обителей, где были похоронены их родственники или куда семья ездила на богомолье. "Беспрестанно из залы доносились праздничные песнопения на разные голоса, - вспоминал Н. П. Вишняков. - я думаю, что прием многочисленного духовенства входил в условия хорошего тона среди тогдашнего купечества. Мне особенно врезались в память монахи из Симонова монастыря> . они приезжали в двух экипажах, человек шесть, большей частью рослые и здоровые. Уже одно появление такого числа духовных особ в длинных черных мантиях и высоких черных клобуках, их важная, степенная осанка, сдержанное откашливание и тяжелые шаги по залу вызывали во мне чувство особого уважения, близкого к робости. Мне очень нравилось их пение. У них был особенный напев вполголоса, каким-то сдержанным полушепотом, не повышая и не понижая голосов. Тихая и однотонная, как бы задумчивая гармония в исполнении одних басов производила глубокое впечатление. В ней было что-то аскетическое, бесстрастное, почти отвлеченное, что стремится к небу, выше и выше, дальше от земли и ее буйных тревог …"336.
Оригинальной чертой собственно святок были устраиваемые в эти дни гулянья с Горками и санными катаниями на парах и тройках. Кроме того, на святки приходилась самая оживленная часть светского сезона, и молодежь без конца плясала на балах, маскарадах и танцевальных вечерах.
Народные традиции святочного ряженья и колядования были в Москве распространены сравнительно мало, в основном в низовой городской среде - среди мещанства и купечества попроще. Здесь молодежь - нередко дети фабриканта вместе с фабричными рядились медведями, солдатами, бабами и козами, надевали вывернутые мехом наружу тулупы, мазали лица сажей и все вместе, погрузившись в санки, разъезжали по знакомым. Мальчишки из мещанских и мастеровых семей иногда сбивались в ватаги и ходили по знакомым "Христа Славить". Войдя в дом, шли к образам и пели "Христос Рождается", за что и получали от хозяев пироги и пряники.
В образованном обществе на святки и масленицу вместо ряженых появлялись замаскированные. Надевали черное домино, сверх него чужую шубу; маска полностью скрывала лицо, даже глаза были закрыты черным тюлем, и в наемной карете, сев в нее для конспирации где-нибудь на углу другой улицы, отправлялись к кому-нибудь в гости, даже к незнакомым. "Впуск Осуществлялся так Одна из Масок Вызывала Знакомого Гостя, Находящегося на Вечере, тот Отправлялся к Хозяину Дома, и Последний по Рекомендации Гостя Впускал Маску, Причем Хозяин ни в Коем Случае не Имел Права Открыть, по Чьей Рекомендации Вошли Маски". Вообще маски пользовались неприкосновенностью: обычай строго-настрого запрещал срывать с них личину, какие бы речи они ни вели. Маске разрешалось все.
"Что разрешалось под маской, покажут примеры, - рассказывал в. а. Нелидов. - приехавшему великому князю громко говорилось о его кутежах и шашнях с заезжей шансонеткой - француженкой, молодящемуся старцу в парике и со вставными челюстями - о блеске его зубов и красоте прически. Скупому - о его щедрости. Легкомысленной даме - о ее добродетелях. Так, в шутливо - веселой форме высмеивались публично пороки и если московские обеды и вечера были своего рода митингами, где обсуждалась жизнь, то маски были своего рода общественным судом"337.
Почти до конца XIX века рождественская елка большинству москвичей была незнакома. Обычай новогоднего дерева вообще издревле был распространен в основном в Германии, а в России был неизвестен. Правда, Петр великий, которому во время заграничного вояжа очень понравилось это немецкое обыкновение, попытался ввести его в России. Новый 1700 год велено было отмечать, украшая дома еловыми и можжевеловыми ветвями, но обычай тогда так и не привился, - может быть потому, что по древнему русскому обычаю еловыми ветвями "Украшали" как раз кабак это было что-то вроде вывески для сплошь неграмотного народа.
После Петра прошло много десятилетий, а новогодней елки в России все не было. В 1817 году женился великий князь Николай Павлович, будущий император Николай I. его избранница, дочь прусского короля Шарлотта (в православном крещении Александра Федоровна) скучала по родине, и чтобы ее порадовать, молодой супруг устроил для нее на рождество первую в России настоящую елку с блестящими украшениями, свечами и развешанными на ветвях сластями и подарками. Произошло это как раз в Москве, в Чудовом дворце в кремле, где первое время жили новобрачные. Потом, когда у царственной четы появились дети, стали устраивать елки уже для них.
Вслед за императорским семейством потянулась сперва петербургская аристократия, потом некоторые представители московской знати, затем кое-кто из купечества и интеллигенции, но все же в целом рождественские елки были распространены мало. Скажем, у купцов Вишняковых елку ставили уже в 1850-х годах, а у других богатых купцов - Андреевых этого обычая не было и в 1870-х годах. Лишь годам к 1880-м елка на рождество превратилась в действительно массовое явление. Тогда-то и стали ставить елки не только везде в частных домах, но и в школах, учреждениях, на катках, а в игрушечных лавках вошла в обыкновение предпраздничная торговля елочными игрушками. Примерно тогда же атрибутом елки мандарины сделались.
Плод этот был долгое время редкий и дорогой, малоизвестный в Москве, вот и покупали его , внимание, только в большие праздники, тем более что оранжевые мандаринные шарики, повешенные на елке, так нарядно смотрелись в гуще зеленых ветвей.
Приготовления к елке происходили скрытно от детей, что очень их интриговало, а показывали детям елку впервые в рождественский сочельник после возвращения со всенощной под бравурную музыку двери залы распахивали, и дети вбегали в залу, обходили елку кругом, рассматривали развешанные на ней украшения. Внизу под ветвями лежали подарки, завернутые в цветную бумагу и перевязанные лентами. На каждом было написано имя того, кому подарок предназначался.
На другой день, собственно в рождество, устраивался детский праздник, причем всем приглашенным детям тоже принято было готовить подарки, которые раскладывали под елкой или развешивали на ветвях, и еще в их пользу поступали все сласти, висящие на дереве. В конце праздника, после вождения хороводов, подвижных игр и пения песен, кто-нибудь из взрослых или сами дети, кто повыше ростом, начинали снимать с елки мандарины, конфеты в ярких бумажках, позолоченные орехи, яркие китайские яблочки, а также хлопушки с сюрпризами, и все это раздавалось маленьким гостям.
В отличие от рождества новый год долго считался тихим домашним праздником. На него приглашали родственников, молодежь гадала, иногда плясала и играла, пожилые играли в карты. Ровно в 12 часов ночи заканчивался праздничный ужин, все дружно чокались и желали друг другу нового года, нового счастья. Лишь в самом конце века, в 1890-х годах, появилось обыкновение заказывать новогодние столы в ресторанах и первоклассных трактирах в это время фабриканты и заводчики облюбовали для новогодних вечеринок новый, только что построенный ресторан "Метрополь", в "большом московском" стали собираться биржевики, а в "эрмитаже" живущие в Москве иностранцы. Отправляясь в ресторан, одевались нарядно, но ночь проводили преимущественно в долгом застолье с крепкими напитками. Вера бокова. "Повседневная Жизнь Москвы в XIX Веке".