В моём первом классе над школьной доской висела узкая и длинная, во всю доску, желтоватая полоска бумаги.
На ней крупным печатным почерком было выведено красной краской: "наш девиз - не пищать! Не помню, разъясняли ли нам смысл этой фразы, пришедшей из советской трудовой колонии для беспризорников и несовершеннолетних правонарушителей. Интуитивно считывалось: не пищать - значит не ныть, не жаловаться, в общем, не выражать человеческой слабости, а слабость человеческая ведь начинается с самых простых вещей
. Когда кто-то из учеников на уроке поднимал руку и просился в туалет, классная комментировала: "В Своем Репертуаре". Имелось в виду: что-то ты слишком часто просишься в туалет!
Наша учительница ходила на работу в сером свитере, с прической "Пучок". Голос у нее был высокий и казался мне нечеловеческим и замогильным. Кажется, к детям она относилась средне, но зато искренне любила комнатные растения и кошек. Она вешала вырезанные из журналов фотографии с котятами на стенах класса и рассказывала своим замогильным голосом кошачьи истории. Одна из самых повторяемых была такая: злые хозяева, чтобы избавиться от кошки, увезли ее в лес за много километров от дома. Через несколько месяцев отощавшая и грязная кошка домой вернулась. Иногда истории были не про кошек, а про людей. Например, такая: один человек, не знавший английского языка, купил за границей майку с иностранной надписью. Потом надел ее и оказалось, что там написано: "Я Ненавижу Советскую Власть".
Однажды на урок чтения к нам ненадолго зашел директор школы. Ему тогда было лет 65, он был фронтовик, и собственно он нашу школу и основал. Он просто читал нам Пушкина. До сих пор помню, как он стоит перед классом и говорит низким, глубоким, густым голосом: "буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя …" и в этом голосе как будто бы гудит эта зимняя буря.
А недавно со мной случилось некоторое, скажем так, внутренне происшествие. Мы с Ксенией и нашей младшей дочкой Василисой уезжали из Пущино в Москву, и Василиса очень хотела, чтобы перед отъездом мы зашли в кафе "Феникс". Мы с Ксеней есть уже не хотели, но решили, ладно, заедем.
Было жарко и душно, машину припарковали в нескольких дворах от кафе. А, надо ещё сказать, что с собой мы везли домой в Москву клетку с двумя нашими морскими свинками. Чтоб они не мучались в нагревшейся от солнца машине, решили их тоже взять в кафе.
Принес я эту клетку, поворчал немного по поводу странности всей ситуации, потом смотрю - на полке стоят книжки, я взял Пушкина. Стал листать, дошел до "Буря Мглою" и говорю Василисе: "давай я тебе буду читать, а ты будешь представлять то, о чем я читаю? " Начал читать, и вот тут оно и случилось.
Я вдруг почувствовал, что сорока лет, прошедших с того урока чтения нет, и что я снова оказался внутри пушкинского стихотворения, в самом звуке которого как будто низко и гулко гудит зимняя буря. И что я будто бы слышу голос директора, зашедшего к нам в класс на несколько минут. И что прямо здесь и сейчас я пытаюсь передать маленькому человеку то, что было передано мне, привести его за руку в дом, в который привели и меня.