Владыки смерти: кукла (часть 1).

В моей жизни есть одна ночь, когда всё изменилось. До нее я не верил во всю эту потустороннюю ерунду, которую показывают в дешевых ужастиках и обсуждают тетки на скамейках. Но той ночью случилось кое-что, что изменило мои убеждения, а заодно лишило спокойного сна на долгое время. В сущности, эта ночь изменила всю мою жизнь.

Меня зовут Кирилл ратников, в то время мне было всего девятнадцать лет, я учился на журфаке и жил на съемной квартире. Собственно, я мог бы жить и у родителей в четырехкомнатном доме в пригороде, да и предки настаивали, чтобы я был поблизости, но я не захотел. Мои родители - люди очень интеллигентные: папа - профессор на кафедре химии в институте, мама - зам по лечебной работе в нии глазных болезней. А я у них - единственное чадо, вокруг которого они всегда разводили много шума и беготни.

Помню, когда я упал с забора в пятом классе и вывихнул лодыжку, меня хотели повезти в Германию, чтобы лечить. Наши врачи насилу уговорили остаться. А когда я задержался на вечеринке в гостях у однокашника в девятом, мама успела поднять на ноги всех родных и близких.

Впрочем, нельзя сказать, чтобы меня баловали. Этикет в нашем доме всегда на сто процентов выполнялся. Бегать и орать было ни в коем случае нельзя, так что я отводил душу во дворе. Каждый вечер я должен был пересказывать прочитанное за день и по возможности вступать в интеллектуальную дискуссию с папой или мамой. Драться также не поощрялось, родители были категорически против, когда я изъявил желание записаться на курсы самбо.

Зато поощрялось изучение языков, истории античного мира и посещение бассейна. В итоге я окончил школу плечистым от плаванья полиглотом, почти свободно изъяснявшемся на английском, немецком и французском языках, очень воспитанным и слабовольным.

Иногда, довольно редко, у меня случались приступы упрямства, когда я шел против воли родителей, и даже одерживал победу. Первая победа была, когда я отказался поступать в московский гуманитарный университет, а пошел на местный факультет журналистики. Мне больше нравилось писать статьи, чем заниматься всякой гуманитарной ерундой в шумной и наглой столице. Вторая победа, собственно, и привела меня в съемную квартиру подальше от чересчур внимательных родителей.

Мама никак не хотела понимать, зачем мне жить отдельно. Мне ведь придется готовить себе, стирать и вообще жить самостоятельно! В конце концов вмешался отец - сказал, что молодому человеку нужно пространство для маневров с женским полом. Мама чуть не прослезилась, когда осознала, что ее ребенок вырос в мужчину и хочет встречаться с девушками. Я сказал, что мне будет трудно каждый день ездить в универ из пригорода. Мама возразила, что отец может меня отвозить на учебу, потом ехать в свой институт. Но институт находился очень далеко от журфака, так что папа поддержал идею самостоятельного проживания. И я со вздохом облегчения на время избавился от любящего диктата.

После того, как я заселился в маленькую, но уютную квартирку на третьем этаже, родители стали настаивать, чтобы я звонил им каждый вечер. Я с большим трудом уговорил их сократить количество отчетов до трех в неделю. Со временем я надеялся уменьшить их до двух, а позже и до одного. Не всё же сразу!

И вот я стал жить самостоятельно. Сначала было непривычно, но я быстро освоился. Готовить я научился еще раньше, вещи стирала автоматическая машинка, а убираться пару раз в неделю в одной комнате и кухоньке не такая уж проблема. За аренду платили родители, деньги - то не были для них проблемой, я получал повышенную стипендию за успеваемость, так что на карманные расходы хватало. До журфака было три квартала, и мне даже не приходилось пользоваться общественным транспортом.

Хозяйка квартиры, Лидия Анатольевна, была женщиной в возрасте, мощной комплекции, с громовым хохотом и зачесанными вверх волосами, которые образовывали прическу размером с Эльбрус. В далекие девяностые она купила в этом доме несколько квартир практически за бесценок и сейчас жила на доходы от аренды. На нашей лестничной площадке ей принадлежала еще одна квартира, пока незанятая и пустующая. Лидия Анатольевна предпочитала сдавать квартиры на продолжительное время. В третьей квартире жила одинокая бабулька лет восьмидесяти по имени Галина, приземистая, кругленькая, с добрым морщинистым лицом и волосами, напоминавшими паутину.

Баба Галя не по годам энергичная была. Как-то мы с ней во дворе разговорились.

- Лучше одной жить, - сообщила мне она, и по всему было видно, что она сама верит в эти слова. - Был у меня муж, так умер одиннадцать лет назад, царствие ему небесное. Потом Витек ко мне посватался, это дед из соседнего дома был такой. Вдовец тоже. Через три года удар его хватил, лежал он, парализованный, все дела под себя делал … я с ним еще три года промучилась, ухаживала … ох горе - горе! Нет, лучше одной жить.

- А дети? - Робко спросил я и спохватился. Вдруг и они умерли? Мой вопрос нетактичным будет.

- Уехали кто куда, - бабка махнула рукой. - Сын во Владивостоке, дочь замуж за испанца вышла, в Мадриде живет.

Я не стал допытываться, почему бы кому-нибудь из них не взять престарелую мать к себе. Но - как говорится, в каждой избушке свои игрушки. Мало ли какие у них отношения между собой? После этого разговора я долго думал, что даже дети и супруг или супруга - не гарантия защиты от одиночества.

Разговор этот на второй день после моего переезда состоялся. А через неделю я обратил внимание, что Галина больше не сидит на скамейке и вообще не высовывает носа из квартиры. Я подумал было, что бабка отправилась вслед за мужьями, но как-то поздно вечером возвращался с универа и увидел свет в окнах ее квартиры. На фоне закрытых штор двигалась тень.

Не знаю, что меня насторожило в этой тени, но я остановился и некоторое время таращился в окна на третьем этаже. Тень двигалась как-то странно, дергано, будто куклу дергали за ниточки. Может, заболела наша баба Галя? Живет - то она одна, даже позаботиться некому.

Я подумал и, поднявшись на третий этаж, позвонил ей в дверь - спросить, всё ли в порядке, и предложить, если надо, помощь. В глубине квартиры задребезжал звонок, через глазок лился желтоватый свет из прихожей. Не успел я убрать руку с кнопки звонка, как глазок потемнел. Бабка то ли была поблизости, то ли очень быстро подскочила. Нет, подумал я, скорее всего она не болеет.

Прошло несколько секунд, но дверь и не собиралась открываться. Глазок по-прежнему темный был. Наверное, не может разглядеть, кто это, а открыть сразу боится.

- Баба Галя, это я, Кирилл, сосед ваш! - Крикнул я.

Никакой реакции не последовало. Глазок словно бы таращился на меня. Я представил, как старуха стоит за дверью и глядит на меня, и по спине пробежал холодок.

И тут случилось нечто жутковатое, отчего меня передернуло. За дверью послышалось шипение. Я не сразу понял, что это человеческий шепот - свистящий, зловещий.

- Уходи … уходи.

Меня будто откинуло от этой страшной двери. Я юркнул в свою квартиры, запер дверь и долго стоял в прихожей, прислушиваясь к тишине.

Когда первый испуг прошел, на меня накатила досада. Я сидел в своей кухоньке и думал: надо же, здоровый мужик испугался шепота дряхлой старухи из-за двери! Ну, заболела бабка, да и не в себе от маразма, отсюда грубость. Чего так пугаться - то?

В общем, я убедил себя, что всё в порядке. И даже выкинул происшедшее из головы на время. А через пару дней снова вспомнил. В тот вечер я гулял с подружкой, Дашей Комиссаровой - она училась в моей группе, и у нас вроде бы начинались отношения. Я ее проводил до остановки и потопал домой. Сумерки уже сгустились, шел противный осенний дождик, фонари горели через один, и их тусклый свет разбивался каплями дождя на миллионы точек. Пахло сыростью и автомобильными выхлопами.

Я уже подходил к своему подъезду, когда возле кустов кто-то зашлепал по луже. В сумерках видно было плохо, со стороны двора фонарей не было, темноту рассеивали лишь светящиеся окна. Еле различил приземистую фигуру, которая, прихрамывая, шагала ко мне. Свет из окна квартиры на первом этаже осветил знакомый клетчатый платок, и я узнал бабу Галю.

Выглядела она необычно. Платок заматывал всё ее голову с лицом, оставалась только щелочка для глаз. Старуха напялила на себя кучу одежды, так что и не разберешь, где перед, а где зад. И тащила она довольно объемную сумку, но уставшей не выглядела. Шла быстро, но какими-то дергаными движениями, и шагала прямо по лужам, словно не замечая их.

- Теть Галя, вам помочь?

Чудная бабка, напрочь меня проигнорировав, вошла в подъезд и захлопнула дверь. Я пожал плечами и последовал за ней. Добрался до площадки третьего этажа и на минутку приблизился к бабкиной двери, навострив уши. Что же всё-таки с ней такое? Болеет? Обострение маразма?

В глубине бабкиной квартиры затопало, потом бухнуло - будто кинули на пол что-то тяжелое. Наверняка теть Галя свою сумку бросила. И что она там на ночь глядя притащила? Затем послышался непонятный звук, вроде кошачьего мяуканья. Он тут же оборвался.

Внезапно глазок потемнел. Я не слышал, как она подошла к двери!

Пришлось отскакивать от чужой двери и скрываться за собственной.

Весь вечер я изнывал от любопытства, пытался подслушать, что творится у соседки, с помощью стакана, но в итоге мне стало так стыдно за свое недостойное поведение, за праздное любопытство, что я убрал стакан и сказал себе, что больше никогда не буду подслушивать.

Но в моем любопытстве была и легкая примесь страха. Видимо, уже тогда какое-то шестое чувство подсказывало, с каким кошмаром мне предстоит столкнуться ….

Время шло, бабку Галю я больше не встречал. Учеба, общение с одногруппниками и в особенности с Дашей, лекции, приезжавшие в гости родители - всё это меня закрутило, завертело, и я совсем забыл о странной соседке.

Больше всего, конечно, в те времена мои мысли занимала Даша. Да и как о ней было не думать? Она очень красивая и стройная девушка, с твердым характером и почти болезненной любовью к экстриму. Когда-то она каталась на лыжах, потом на коньках, еще потом - на скейте. Она обожает риск, а адреналин ей важнее воздуха. Я и понятия не имел, что она нашла во мне - скучном интеллигенте, который даже и материться - то не умеет.

Из-за занятий опасными видами спорта у нее на белой шейке видны шрамы, но только тогда, когда она откидывает густые каштановые волосы за спину. Частенько я гадал, сколько и где еще у нее шрамов на теле, и когда мне удастся их все изучить ….

Пока же до создания атласа ее шрамов было далеко. Вот уже месяц мы топтались даже не на уровне "Конфетно - Буфетного" периода, потому что Даша не любит ни конфеты, ни цветы, - или говорит, что не любит, - а еще хуже - невнятно - приятельского. Я всерьез боялся, что попаду в трясину френдзоны, откуда выхода уже не будет.

Все мои попытки как-то прояснить ситуацию разбивались о ее насмешливую - и прекрасную! - Улыбку и уклончивые ответы. Когда я, отчаянно краснея, лез целовать ее в губы, она поворачивала голову, подставляя щеку. Стоило мне надуться на это, она быстро, одними губами, касалась моих губ и отодвигалась, заговаривая о чем-нибудь совершенно неромантичном.

В то же время она всегда соглашалась встречаться за пределами универа. Парни из нашей группы откровенно мне завидовали, отпускали соленые шуточки, из которых становилось понятно, что все уверены: мы давно спим вместе. Я делал многозначительную мину, не опровергая это заблуждение, а в глубине душе меня прямо-таки корежило от стыда.

Иногда я злился и на нее, и на себя. На нее - потому что она откровенно издевается надо мной. На себя - потому что не могу ни добиться своего, ни порвать с ней. Еще я злился на родителей, за то, что сделали из меня проклятого рафинированного интеллигента, который не может поставить девчонку на место.

Читайте далее информацию о прическах на каждый день здесь http://pricheski.ru-best.com/kak-sdelat-prichesku/pricheski-na-kazhdyy-den