Победим красоту или несколько мыслей о женственности.

Много лет я была знакома с одной постоянной прихожанкой, водившей в храм дочку лет семи (сейчас это уже девочка - подросток. И долгое время я была уверена, что передо мной изрядно побитая жизнью мать - одиночка, несчастная, давно увядшая женщина, для которой храм - единственная, и не слишком действенная, отдушина. Ее фигура всегда была как-то особенно уныло скрючена, голос был болезненным и слабым, лицо - потухшим, платок неприятного коричневого оттенка затянут без малейшей надежды на изящество

. Этой унылой картине не соответствовала только дочь женщины - она была слишком бойкой, слишком красивой, слишком уверенной в себе и веселой для ребенка хронически несчастной матери.
И вот однажды я случайно встретилась с женщиной вне храма, у общих знакомых. Она здоровается со мной, что-то спрашивает, а я стою, улыбаюсь и лихорадочно соображаю: "кто это? Совсем не помню … некрасиво выходит …". Тут из-за книжного шкафа выпрыгивает знакомая бойкая девочка, и ее жизнерадостное: "здрасьтетялен! " - Сразу открывает мне глаза. И я во все эти глаза смотрю на ее маму - ту самую прихожанку, которую без дочки ни за что бы не узнала. Передо мной изящная молодая женщина, веселая блондинка с красивой стрижкой, стильно и просто одетая. Позже, разумеется, выяснилось, что никакая она не мать - одиночка, а вполне довольная жизнью семейная дама с двумя (или, кажется, даже тремя) детьми.
А потом я пришла в храм и снова вижу: сутулая фигура, потухший взгляд, платок a la доярка … и так мне стало обидно! За веру, которую человек понимает как необходимость так странно уродовать себя. Очень большое число женщин, пришедших в церковь, добровольно и поначалу с радостью берет на себя этот крест: борьбу с женственностью и красотой.
Борьба с красотой поначалу становится каким-то особым видом женского "Духовного Делания", плоды которого приносятся на "аттестацию" в храм: шерстяные грубые платки, странного вида юбки и едва ли не берцы вместо туфель. (Впрочем, в армейских ботинках с заправленными брюками и некоторые мужчины любят ходить по храму воинственно - внушительной походкой. ) У меня от времен церковной юности тоже сохранился дивный артефакт - широченная фланелевая юбка на резинке, сшитая руками одной монастырской трудницы.
Конечно, в начале воцерковления подобный радикализм мы объясним и даже полезен: для перерождения внутреннего человека действительно необходим бывает глухой внешний "Кокон". Четки как патронташ и темные хламиды зримо отделяют человека от его прошлого и ставят один на один перед чем-то новым, что для членов семьи соблазн, а для прежних знакомых - безумие. Без этого новоначального горения, попаляющего не только греховные привычки, но и все без разбора прежние привычки и вкусы, тлел бы с самого начала человек еле заметным огоньком теплохладности.
Но горение со временем все равно притухает, падает градус покаяния, а воинственный панцирь и покаянное вретище - остается. Изменив себя внешне до неузнаваемости, женщина как бы приготовила "Мехи Новые" для молодого вина новой духовной жизни. Но вот вино готово, жизнь созревает и требует выхода, требует сама творить и перевоплощать все внешнее. А "Мехи" по-прежнему закупорены - и потихоньку скисает молодое вино, и содержание проигрывает форме.
Тогда форма и становится главной, превращается в униформу. Появляются отдельные особо "Православные" ее варианты то на одном, то на другом приходе. Так однажды перед самой чашей меня остановила женщина средних лет и прочла мини - лекцию о том, почему крайне греховно и недопустимо приступать к таинствам, если хотя бы один волос на голове остался незакрыт платком.
В самом худшем варианте это просто принимает форму эдакого раздвоения личности, примитивного фарисейства: шесть дней в неделю живу как все, а в воскресенье облекаюсь во вретище и иду в храм демонстрировать образцовую униформу образцовой христианки. Но это все-таки слишком злой и унылый взгляд на женщину в церкви.
Чаще всего, я думаю, затянувшееся пристрастие к самоуродованию основано на искренних и благих побуждениях. Женщина искренне думает, что примерно таковы и есть святоотеческие пожелания скромности и целомудрия для христианок. Она действительно не сразу замечает, что под скромность маскируется безвкусное уродство, а под целомудрие - странная "Пришибленность".
Как образец скромности, христианского достоинства и целомудрия описана замужняя Татьяна Ларина - но, увы, Пушкин - де не святой отец, кто его станет слушать. Да, апостол Павел сказал, что красота женщины - не внешнее плетение волос, а сокровенный сердца человек. Но ведь про сердце есть и такое святоотеческое высказывание: у кого на сердце мир, у того и лицо цветет. Да и апостол - то говорил о том, в чем главная красота - а не о том, что красота - это вообще плохо и с ней надо бороться всеми силами, тратя время и портя отношения с родными. Не увлекаться чрезмерно плетением волос - это не значит вообще не следить за прической. Как хорошо сказал один священник, для христианина выглядеть хорошо и опрятно - полезно, ведь это способ проявить любовь и уважение к ближним, которые не нанимались жить с женщиной, победившей женственность и здравый смысл.
И все же, нас не гнушался бог. Он дал нам возможность не "Гнобить", а преображать и очищать свою природу. Значит, есть смысл искать и уничтожать в себе только грех, а не женственность и красоту, данные женщине на радость ее мужу и детям. А тот факт, что ножом можно зарезать, заставляет нас сдерживать чувство гнева, а не выбросить ножи и резать овощи стамеской. Автор: Елена Фетисова.