Crossover_Another_Ending.

( Princecaspian x Harrypotter).

Это редкость, чтобы в хогвартс переводились на старшие курсы, да ещё и в середине года.
Точнее даже не так. Это первый инцидент.
Его то ли изгнали, то ли он сам бежал откуда-то, этот парень, что сидит так спокойно и уверенно с древней шляпой на голове, ожидая вердикт. Ей стоит посочувствовать, кстати - взрослых, должно быть, куда как сложнее распределять.

- Рэйвенкло, - шляпа не выкрикивает, как обычно, а произносит задумчиво и тихо. За вторым столом слева сдержанно хлопают, старосты поднимаются, приветствуя новичка.
- Говорят, он принц, - лили Поттер перегибается через тарелку и шепчет взбудоражено - мелкая сплетница, - на что Эдмунд равнодушно пожимает плечами.
Новенький на шестом курсе, он - на четвертом и на другом факультете. Ни одной причины, почему ему должно быть не всё равно, и почему новоиспечённый орлёнок должен занимать его мысли больше, чем пудинг, так похожий на любимый рахат-лукум.

И всё-таки певенси замечает, как рейвенкловец осматривается, и несколько раз ловит на себе вежливо - заинтересованный взгляд тёмных глаз.
Он старается выкинуть это из головы и поскорее уснуть - утром сдвоенная трансфигурация со слизеринцами, это и на свежую голову пережить трудно. Новичок вряд ли ст? ит бессонной ночи и снятых с факультета баллов - чёртова маккошка не терпит опозданий.
Он сталкивается с ним случайно, в коридоре, спустя почти неделю - как назло, роняет распадающийся на листы конспект по травологии. И как это теперь собирать?
Лёгкий взмах палочкой - и страницы по странным траекториям складываются обратно в обложку и возвращаются в руки хозяина. Певенси благодарно кивает, но потом вдруг притормаживает, смотрит с подозрением:
- В хогвартсе не работают заклинания.
- Это не заклинание в прямом смысле, - орлёнок незначительно улыбается - так, как когда хотят создать хорошее впечатление. Эдмунда подобное всегда до жути бесило. Скорее, игры со временем. Маховики здесь бы работали …. Я каспиан, - он протягивает руку, - а ты на гриффиндоре, верно?
- Нет, у тебя дальтонизм, а мой галстук - зелёный.
Он раздражённо пыхтит, обходит его по дуге и линяет по-быстрому. Да пофиг, принц, не принц - зануда и напыщенный индюк, вот он кто.
Перед глазами на секунду вспыхивают радужки цвета чёрного шоколада.
Красивый до безумия, дьявол.
Когда вечером серый филин приносит записку в духе "не Знаю, чем я Тебя Обидел, но раз Обидел - Прости" - ему даже хватает терпения написать ответ не в громовещателе: мол, всё в порядке, ты прости, что вспылил.
На следующем клочке бумаги - лишь пара слов:
"Как всё-таки тебя зовут? Он вздыхает и на обратной стороне корябает ответ.
Это входит в привычку - прислушиваться ночами, не постучит ли в окно клюв строгой птицы. Каспиан пишет сразу после ужина, пишет в полночь, пишет в четыре утра, всегда с коротким постскриптумом: "прости, если разбудил. Не могу уснуть".
Он умный парень, как оказалось, этот принц. Не такой, как Сьюзен, которая знает всё на свете и просиживает в библиотеке часами, а сам по себе. Он читал все любимые книги Эдмунда - про путешествия, про мореплавателей, про потаённые миры. Он рассказывает про звёзды, про океаны и древнюю магию, что спит на дне. Он говорит, что где-то за краем мира, там, где встаёт солнце, живёт не то бог, не то невероятно могучий волшебник, и что он приходит в мир в облике Льва, когда равновесие смещается.
Эдмунду нравятся его истории. От них веет странной истиной, в них так легко получается верить, они кажутся неискушенно - настоящими и в чём-то капельку грустными.
Каспиан будто … за этим скучает.
- Где он!
Эдмунд врывается в кабинет макгонагалл прямо посреди урока, и наплевать, наплевать, наплевать.
Он не написал прошлой ночью.
И его не было за завтраком.
Сьюзен сказала, он не вернулся в спальню вчера после отбоя, а она ведь староста, если бы что-то случилось - она бы знала.
Первокурсники оглядываются на него ошарашенно, но он летит по проходу прямо к преподавательскому столу - у маккошки от возмущения глаза на лоб лезут:
- Мистер певенси, что за поведение! Минус пять о ….
- Где он, где каспиан? - Он не даёт ей договорить, и напарывается на суровый пронизывающий взгляд поверх прямоугольных очков:
- Его высочеству необходимо уладить дома кое-какие дела. Не представляю, какое это может иметь отношение к вам, мистер ….
- Но он вернётся?
Эдмунд испытывает её терпение, он знает, но выражение бесцветных глаз неожиданно смягчается, и она отвечает почти сочувственно:
- В случае, если всё пройдёт без эксцессов … да. Послезавтра.
От "Послезавтра" до конца недели Эдмунд чувствует, что седеет даже не по часам - по минутам. От нервного напряжения не хочется есть и не получается спать, он приходит на уроки с такими синяками под глазами, что каждый второй преподаватель отправляет его в больничное крыло, а профессор лонгботтом вручает несколько плиток шоколада - они так и пылятся на тумбочке.
Ничего не выходит, пока не видит его.
В пятницу вечером, у загона с метлами, точно такого же мягко - улыбчивого и серьёзного, как раньше, но уставшего и будто неуловимо повзрослевшего за эти несколько дней.
Первый порыв - обнять и повалить не землю, растрепать эту глупую причёску, будто невидимой короной сверху прижатую, и заставить задыхаться от смеха - приходится задавить в зародыше. "Тебе это не Позволено", - шепчет внутренний голос, и Эдмунду остаётся только бессильно сжимать кулаки и жмуриться от боли от впивающихся в кожу ладоней обкусанных ногтей.
Он мчит в совятню и выписывает на первом попавшемся под руку кусочке пергамента: "с возвращением. Я скучал". Опомнившись, перечеркивает вторую фразу столько раз, что протирает бумагу насквозь, и дрожащими руками обматывает листок вокруг лапки школьной сипухи. Спустя пару минут ответ приносит уже не она - гордый филин терпеливо ждёт, пока неловкие человеческие пальцы распутывают нитку, высвобождая очередную записку.
"Я Тоже Скучал, Эдмунд".
- Как … как ты узнал? - Он шепчет, всматриваясь в выведенные твёрдой рукой слова.
- Игры со временем.
Ему на мгновение кажется, что это эхо воспоминаний … но в следующую секунду горячая ладонь успокаивающе ложится на плечо.
- Прости, что напугал … что уехал так внезапно, - от низкого голоса мурашки на загривке высыпают глупым признанием, и Эдмунд, смущённый, готов провалиться под землю от того, как ему это нравится.
- Боже, хватит … - он облизывает пересохшие губы: - хватит уже извиняться.
Собирает в кулак всё оставшееся мужество и оборачивается.
Волосы до плеч и причудливое имя, которое, казалось бы, должно отдавать чем-то змеиным, но почему-то больше - треском дров в камине родной гостиной и шелестом страниц библиотечных книг. Выдержанное любопытство уютно - карих глаз и сумасшедше - аристократичная ямочка на подбородке.
Влюбиться в принца - это так тривиально, если честно, и даже для того, кто не ищет сложных путей - чересчур просто.
И сталкиваться с ним всё чаще и чаще, пересекаться взглядами через весь большой зал на завтраках, а на ужине пересаживаться за чужой стол - благо, когда там староста - твоя сестра, тебя вряд ли кто попросит свалить. Касаться случайно тыльной стороной ладони, рассыпаясь мурашками и искорками волшебства.
Каспиан старше, но там, где он осторожничает - Эдмунд лезет напролом, в омут с головой, обниматься с чертями. С такой жадной пылкостью - отдать всё, что только может, до последнего кната, до последней капли крови. В тёмных закоулках башен толкает в стены, прижимается, никогда не упустит возможности слизать собственное имя с красиво очерченных губ. И будет шептать в ответ - вперемешку "я Люблю Тебя" и "хочу тебя".
На первое получит согласие почти сразу - таким невозможным переполненным счастья смыслом в этот миг хлынет воздух в лёгкие. На второе - он знает - ему будут молчать ещё два года, четыре месяца и одиннадцать дней. У принцев свои правила, и совершеннолетие, пожалуй, среди них главное.
К чёрту, ему пока хватит и этого. Лишь бы каспиан улыбался вот так доверчиво - очарованно, с золотым блеском по кромке чарующих глаз. Лишь бы продолжал гордо вздёргивать нос на мелкие подколы и отвечал на них в самые неожиданные моменты. Лишь бы не отпускал, не уходил и не исчезал - никогда больше, до самого конца. Влюбиться в уже - короля - это, на самом деле, лучшее из всего, что могло случиться.