Отсрочка (окончание). Наверно, они встречались давно, но привёл Николай веру домой только сейчас.

Невысокая, миловидная, с длинной русой косой ниже спины.
Маруся засуетилась: разожгла примус, достала из буфета посуду, которая появлялась на столе , внимание, только по праздникам.

- а ты. Вы работаете где? Она.- спросила
- крановщицей на заводе, - тихо ответила Вера.

За чаем Никита спрашивал, сколько гостье лет, кто родители, где живёт. Та отвечала, что ей двадцать семь, живёт в заводском общежитии - там дали койку, а родителей нет - сирота. Отец погиб на войне, мать умерла от тифа. Вера говорила таким тихим, лёгким голоском, что всем приходилось вслушиваться и не звенеть посудой.
Вера Прасковье не понравилась. Она лишь кивнула на робкое "Здрасте", поджала губы и просидела за столом молча весь вечер, прямая, как палка, в своём тёмном платье и белом платочке.
Гостья отставила чашку, поблагодарила и засобиралась домой: на работу вставать рано. Колька ушёл с ней, провожать.
- что сирота, так это хорошо, - рассуждала Маруся, убирая со стола, - своих родителей нет, нас уважать и любить будет.
Прасковья, задумчивая и мрачная, так не думала.
- не надо Николаше жениться. Не любит она его. Знает, что парень с квартирой, вот и прицепилась. Ты же слыхала, восемь девок в комнате, небось, не уживается с ими.
- ну с чего ты взяла, может быть, любит.
- ну да! Рассказывай мне! Разве так смотрят, когда любят? Разве так говорят, когда любят? Когда любовь есть, то светишься вся, а эта глаза прячет, потому как злые они.
Прасковья плохо спала и жалела, что коля ушёл ночевать в свою комнату на проспекте Сталина. Ей хотелось как можно быстрее отговорить внука, не дать совершить ошибку.
- Николаша, не торопись жениться, послушай свою бабку, - сказала она, когда Колька появился дома на другой день.
- почему, бабулечка? Вера хорошая девушка, красивая, работящая.
- не торопись, нешто я плохого тебе насоветую?
- да ведь я ещё не женюсь, - засмеялся коля.
- вот и не женись.
- чем тебе Вера не понравилась?
Прасковья вздохнула: чуйка её никогда не подводила. Как объяснить Николаше, что за невинной внешностью и елейным голоском прячется склочный нрав? А кроме того, бабушка боялась, что с женитьбой укоротится отсрочка, вымоленная у Александры. Об этой отсрочке как-то подзабыли, вернее, старались не вспоминать.
- не собираюсь я жениться, мы просто встречаемся, - заверил Колька, а через два месяца сказал, что они с верой подали заявление.
Ух, какой крепкий и горький получился первач! Гости за вынесенными во двор столами морщились и кричали: "горько! ", Молодожёны вставали и смущённо целовались. Невеста в белом платье, с причёской, уложенной короной - красавица, и Николай в новом костюме - парень хоть куда, а невесело было Прасковье на свадьбе старшего внука. Крепилась, виду не показывала, а губы дрожали. Ах, Николаша, Николаша … не послушал бабку.
После свадьбы Вера перевезла к Николаю вещички, уместившиеся в один чемодан, и молодые зажили своей семьёй.
Коля открыл ключом дверь комнаты (с некоторых пор у жены появилась привычка запираться), повесил пиджак и кепку на вешалку. Вера была дома, варила картошку на электроплитке.
- а, явился! Где шлялся? Она.- спросила
- почему шлялся? - обиделся Николай. - своих проведал, давно не был.
- своих … - повторила Вера, - а я чужая, что ли?
- и ты своя.
Коля подошёл к жене и хотел обнять, но та с раздражением сбросила его руки.
Семейная жизнь не заладилась с самого начала. Вера, тихая при чужих, не поднимающая от пола глаз, дома превращалась в змею. Она не ладила с соседями и старалась не появляться на общей кухне. Родню Николая невзлюбила, особенно бабку, к которой коля был очень привязан.
Он по-прежнему приезжал в гости к родителям, дарил Наташке конфеты. Мать усаживала колю за стол, кормила борщом, отрезала кусок пирога с морковью.
- как вы живёте, как Вера? Она.- спрашивала - всё ли дома ладно?
Колька всегда отвечал, что всё хорошо.
- а почему невесёлый, если всё хорошо? - вмешалась однажды бабушка. - что ли я не вижу, какой ты приходишь?
- какой? - спросил коля, глядя в сторону.
- да такой! Как в воду опущенный.
И тогда он признался, что не ладит с женой. Всё не так ей, всё не этак.
Бабушка помолчала, вздохнула:
- ну что делать. Потерпи, она дитя носит. Притрётесь, глядишь, и наладится.
Через полгода Вера родила мальчика, которого назвала Витюшкой. Коля ждал, что став матерью, жена подобреет и смягчится, но этого не случилось. Маленького сына Вера невзлюбила. Никогда не ласкала, не целовала его, не пела колыбельную, не радовалась первой младенческой улыбке и смеху.
Наташке было уже шесть лет, она обожала племянника и с удовольствием играла с ним.
Однажды она спросила у бабушки:
- Бабака, а что такое отродье?
- отродье? - подняла брови Прасковья. - это плохое слово, забудь его, Татка. А где ты слыхала?
- тётя Вера на Витюшку сказала: "Трифоновское Отродье".
Бабушка как будто задохнулась и ушла в комнату к матери. Оттуда Наташка всхлипывания и обрывки разговора услышала.
- ненавидит, прямо ненавидит она нашего Николашу, ребёнка от него отродьем трифоновским зовёт. Как можно, а? Это же твоя кровиночка. Я же чуяла, говорила Коленьке: не женись, не женись. Не послушал.
- совсем плохо будет, так вернётся, - сказал отец, - он наш сын.
Николай заканчивал работу у плавильной печи и ждал Пашку, который должен был принять смену.
Подошёл озабоченный мастер:
- коля, дело такое. Пашка заболел, заменить некому. Поработай за отгул?
- за отгул можно, - согласился коля и отстоял у печи ещё шесть часов - ночную смену.
Николай вышел из проходной завода, долго ждал трамвая на остановке. Он очень устал, гудели руки и ноги. Наконец вдалеке замаячил коричневый вагон.
Пассажиры стали пробираться внутрь, работая локтями, никто не хотел оставаться и ждать следующего трамвая. Старый деревянный корпус поскрипывал. Николай уцепился за поручень и повис на подножке - так ездить ему было не впервой, всё лучше, чем тащиться пешком от самого завода.
Кондукторша дёрнула за верёвку - трамвай зазвонил и тронулся, стал набирать скорость; затряслись и заколыхались вагоны. На крутом повороте трамвай накренился, и Колька внезапно почувствовал, как его ноги соскользнули с подножки, руки разжались. Пиджак за что-то зацепился, колю поволокло по земле и затащило под колёса. Последнее, что он помнил, был крик кондукторши и длинный трамвайный звонок.
Наташка с матерью в тот злополучный день ездили в детскую поликлинику. Целую вечность они сидели в очереди, потом у врача. Усталые и взмокшие от духоты, пошли к трамвайной остановке.
Наташка хныкала:
- М - а - ам, ну когда домой - ой?
Мать приложила козырьком руку к глазам и высматривала трамвай, но его всё не было и не было. Ожидающие на остановке недоумевали, кто-то пошутил, что трамвай угнали в Турцию.
С тротуара свернула какая-то незнакомая женщина и сказала:
- идите пешком, не ждите. Там на повороте какой-то парень попал под трамвай. Насмерть зарезало.
- в чём, в чём он был одет! - закричала мать, хватаясь за сердце.
- не помню. Кажется, в коричневый костюм, - ответила женщина и едва успела подхватить наташкину мамку. Та была в обмороке.
- помогите, женщине плохо!
Их сразу окружили люди, кто-то брызнул в лицо водой, сунул под нос флакончик с нашатырём. Наташка дёргала мать за руку и рыдала: " Ма- а - а - а! Ма- А - а! Мать вдохнула, поморщилась и открыла глаза.
- скорую, скорую надо вызвать, - сказал кто-то.
Она помотала головой: не надо. Схватила за руку плачущую Татку, и они побежали. У матери текли слёзы по лицу, она причитала: "господи, только не Коленька! Только не Коленька! Две остановки они бежали, едва не падая, пока не увидели то место. Там на рельсах стоял трамвай, а рядом - машины; толпился народ, навзрыд плакала какая-то женщина и голосила: "я не виновата! Я даже не видела его! " На шпалах, рельсах и асфальте Наташка с ужасом разглядела кровь.
- где он! - закричала мать.
На неё посмотрели с недоумением.
- тело в морге. Проходите, гражданочка, не мешайте.
- люди, люди, скажите, в чём он был одет!
- коричневый костюм в полоску на парне был, - вспомнил кто-то.
Матери стало плохо во второй раз.
Её уговаривали пойти домой и ждать, мало ли у кого есть коричневые в полоску костюмы!
Наташка вдруг отчётливо поняла, что с колей случилась непоправимая беда, и заплакала. Она не помнила, как они с матерью добирались до дома. Кажется, сначала ехали на трамвае, том самом, который убил колю, потом шли пешком. Наташка так устала от слёз, что не раздеваясь легла в кровать и провалилась в тяжёлое забытьё.
Когда она проснулась, за окном светило неяркое закатное солнце, в доме было тихо. Наташка поднялась и прислушалась: из кухни доносились негромкие голоса. Она встала и босиком прошла по расстеленным половичкам.
- коля в морге, - услышала Татка.
Она не знала, что такое морг, это слово показалось ей похожим на слово город. Коля жив! Наташка бросилась в кухню с криком: "ура! Коля в морге! Коля в морге! Отец схватил Наташку, прижал к себе и заплакал.
Тихо было на погосте. За оградой виднелись металлические штыри с круглыми именными табличками - могилами пленных немцев. Каждый день мать ходила к Николаю, подолгу сидела там, со слезами обнимала и целовала деревянный крест.
- Коленька, Коленька … не уберегли мы тебя ….
Она вспоминала, как Вера наотрез отказалась отдавать колин выходной костюм. Хоронить было не в чем.
- да на что он тебе? Носить будешь? - в сердцах спросила заплаканная Маруся.
Верка поджала губы, покосилась:
- пригодится.
Делать нечего, купили новую пару и всё, что нужно для похорон.
Обитый красной материей гроб с колей вынесли во двор, поставили на два табурета. Подошёл фотограф, снял чехол с чёрной маленькой камеры, нацелился объективом. Все встали за гробом: Маруся, Никита, мать Прасковья, Вера с Витюшкой на руках, сыновья и дочки.
- так … девочку не видно, возьмите кто-нибудь на руки, - сказал фотограф.
Никита приподнял Наташку, а она вдруг начала визжать, вырываться. Убежала куда-то.
Гроб с колей несли на руках до цыганского кладбища ….
Маруся услышала шорох, обернулась и увидела незнакомую пожилую женщину.
- по сыну горюешь? - спросила та.
- по сыну ….
- так плакать можно только по сыну, - вздохнула женщина. - у тебя в сердце тысяча иголок, но каждый день по одной будет выходить, и станет легче.
Маруся не верила, что ей когда-нибудь станет легче. Она часами сидела у могилы, пока за ней не приходила встревоженная мать. - мы все горюем, а ты Николашу слезами заливаешь, не даёшь ему спокою, - плакала она, вытирая глаза кончиком платка. - у тебя дети! О них думай, о живых думай! Ольга пустошинская.