13 декабря родился Валерий Яковлевич Брюсов.

Мы часто "Авторитетных" знатоков слушаем. А они очень субъективные мысли высказывают. Конечно, восприятие поэзии субъективно. Но вот говорили о Брюсове, что он ремесленник. А я думаю, у него очень много интереснейших, глубоких и изысканных стихов ( да и прозаических произведений), которые запоминаются навсегда и занимают определенную нишу в памяти любителей поэзии. А о "Ювелирности", безупречности формы, по-моему, стоит вспомнить особо
. Может, для многих главное в стихах - эмоциональность и "Сердечность". Но только не для меня. То-то сейчас развелось "Поэтов", у которых "сердечность" зашкаливает, но форма, в которую она облекается, примитивность и абсолютное невладение теорией стихосложения приводят в ужас.
--.
По-моему, это совершенное стихотворение. В нем и классическая простота, и новизна ( для времени Брюсова. И у в. я. много таких стихов.
В. Брюсов.
Всё кончено.
Всё кончено, меж нами связи нет.
А. Пушкин.
Эта светлая ночь, эта тихая ночь, эти улицы, узкие, длинные!
Я спешу, я бегу, убегаю я прочь, прохожу тротуары пустынные.
Я не в силах восторга мечты превозмочь, повторяю напевы старинные, и спешу, и бегу, - а прозрачная ночь.
Стелет тени, манящие, длинные.
Мы с тобой разошлись навсегда, навсегда!
Что за мысль, несказанная, странная!
Без тебя и наступят и минут года, вереница неясно туманная.
Не сойдёмся мы вновь никогда, никогда, о любимая, вечно желанная!
Мы расстались с тобой навсегда, навсегда.
Навсегда? Что за мысль несказанная!
Сколько сладости есть в тайной муке мечты.
Этой мукой я сердце баюкаю, в этой муке нашёл я родник красоты, упиваюсь изысканной мукою.
"Никогда мы не будем вдвоём, - я и ты. И на грани пред вечной разлукою.
Я восторгов ищу в тайной муке мечты, я восторгами сердце баюкаю.
--.
Одиночество.
Проходят дни, проходят сроки, свободы тщетно жаждем мы.
Мы беспощадно одиноки.
На дне своей души - тюрьмы!
Присуждены мы к вечной келье, и в наше тусклое окно.
Чужое горе и веселье.
Так дьявольски искажено.
Напрасно жизнь рядом проходит.
За днями день, за годом год.
Мы лжем любовью, словом, взглядом. Вся сущность человека лжет!
Нет сил сказать, нет сил услышать.
Невластно ухо, мертв язык.
Лишь время знает, чем утешить.
Вопиющий крик безумно.
Срывай последние одежды.
И грудью всей на грудь прильни, -.
Порыв бессилен! Нет надежды!
И в самой страсти мы одни!
Нет единенья, нет слиянья, -.
Есть только смутная алчба, да согласованность желанья, да равнодушие раба.
Напрасно дух о свод железный.
Стучится крыльями, скользя.
Он вечно здесь, над той же бездной:
Упасть в соседнюю - нельзя!
И путник посредине луга, кругом бросает тщетный взор:
Мы вечно, вечно в центре круга, и вечно замкнут кругозор!
--.
Odi et amo.
Catullus *.
Да, можно любить, ненавидя, любить с омраченной душой, с последним проклятием видя.
Последнее счастье - в одной!
О, слишком жестокие губы, о, лживый, приманчивый взор, весь облик, и нежный и грубый, влекущий, как тьма, разговор!
Кто магию сумрачной власти.
В ее приближения влил?
Кто ядом мучительной страсти.
Объятья ее напоил?
Хочу проклинать, но невольно.
О ласках привычных молю.
Мне страшно, мне душно, мне больно.
Но я повторяю: люблю!
Читаю в насмешливом взоре.
Обман, и притворство, и торг.
Но есть упоенье в позоре.
И есть в униженьи восторг!
Когда поцелуи во мраке.
Вонзают в меня лезвие, я, как одиссей о итаке, мечтаю о днях без нее.
Но лишь калипсо я покинул, тоскую опять об одной.
О горе мне! Жребий я вынул, означенный черной чертой!
--.
Между двойною бездной.
Я люблю тебя и небо, только небо и тебя, я живу двойной любовью, жизнью я дышу, любя.
В светлом небе - бесконечность: бесконечность милых глаз.
В светлом взоре - беспредельность: небо, явленное в нас.
Я смотрю в пространство неба, небом взор мой поглощен.
Я смотрю в глаза: в них та же даль пространств и даль времен.
Бездна взора, бездна неба! Я, как лебедь на волнах, меж двойною бездной рею, отражен в своих мечтах.
Так, заброшены на землю, к небу всходим мы, любя.
Я люблю тебя и небо, только небо и тебя.
--.
В. Брюсов.
Каждый человек - отдельная определенная личность, которой вторично не будет. Люди различаются по самой сущности души; их сходство только внешнее. Чем больше становится кто сам собою, чем глубже начинает понимать себя, - яснее проступают его самобытные черты.
И в жизни отдельного человека мелькнувшее мгновение не повторится. Каждое мимоидущее настроение лишь однажды для вечности возникает. Лишь в том случае, если я вспоминаю былое чувство, оно возвращается уже измененным. В случае если я передаю свое чувство другим - словом, или стихом, или внушением, - они узнают нечто близкое, но не то же. Тождественности нет. Мгновения отходят в могилу без надежды воскреснуть.
Задача искусства - сохранить для времени, воплотить это мгновенное, это мимоидущее. Художник пересказывает свои настроения; его постоянная цель раскрыть другим свою душу. Человек умирает, его душа, не подвластная разрушению, ускользает и живет иной жизнью. Но если умерший был художник, если он затаил свою жизнь в звуках, красках или словах, - душа его, все та же, жива и для земли, для человечества.
Кто дерзает быть художником, должен найти себя, стать самим собою. Не многие могут сказать не лживо: "это - я". В общем употреблении есть ограниченное число личин, которыми и прикрываются люди, то из подражания, то из страха. Художнику необходимо осмелиться и снять с себя такую личину. Необходимо освободиться и от всего чужого, хотя бы то были заветы великих учителей. Под наносными красками надо усмотреть свет души своей. Пусть художник готовится к подвигу жизни, как пророк. Пусть станет он раньше мудрым. Есть для избранных годы молчания. Только одинокие раздумья создают право вынести людям свои скрижали. Но конца этим раздумьям - нет; бесконечна возможность познавать себя, бесконечен путь к совершенству.
Кто дерзает быть художником, должен быть искренним - всегда без предела. Все настроения равноценны в искусстве, ибо ни одно не повторится; каждое дорого уже потому, что оно единственное. Душа по своей сущности не знает зла. Чем яснее поймет кто свою душу, тем чище и возвышеннее будут его думы и чувства. Стремление глубже понять себя, идти все вперед, уже святыня. Нет осуждения чувствам истинного художника. Иное в отдельности еще неполная правда, но, как часть души, может быть необходимым. Понятое зло всегда ступень на бесконечном пути к совершенству истинно.
--.
Это - не надежда и не Вера, не мечтой одетая любовь:
Это - знанье, что за жизнью серой, в жизни новой, встретимся мы вновь.
Нет, не жду я райского селенья, вод живых и золотых цветов, вечных хоров ангельского пенья.
И блаженством зыблемых часов.
Не страшусь и пламенного ада, с дьяволами в красных колпаках, смол огнекипящих и обряда.
Страшного суда на облаках.
Знаю: там, за этой жизнью трудной, снова жизнь и снова тяжкий труд;.
Нас в простор лазурно - изумрудный.
Крылья белые не вознесут.
Но и там, под маской сокровенной, с новым даром измененных чувств, нам останется восторг священный.
Подвигов, познаний и искусств.
Там, найдя, кого мы потеряли, будем мы, без пламени в крови, снова жить всей сладостью печали.
И, прошедшей через смерть, любви!
--.
Неверная, обманчивая ясность.
Искусственного света.
И музыки изнеженная страстность -.
Зов без ответа. Мельканье плеч, причесок, аксельбантов, цветов и грудей, шелк, вспышки золота и бриллиантов на изумруде. И тихий лепет, трепет волн безвольных, кружащих пары, и словно зовы звонов колокольных смычков удары. И тела к телу близость, приближенье, яд аромата, забвенье, и круженье, и движенье, вдаль, без возврата. И нити, чары дряхлого соблазна, с лицом змеиным, что вяжут, вяжут души неотвязно, как серпантином.