Всё началось зимой.
Это были нулевые, меня отвезли к бабушке - на время, пока мама вынашивала младшего брата.
Одноклассники были странные, но учителя неплохие. Я хорошо учился, много читал и бегал с братьями во дворе. В целом, всё было не так уж плохо, не считая тоски по родным. К бабушке по маминой линии я до сих пор не сильно привязан, её любви и внимания мне было мало, всё было не то. Помню, часто плакал, глядя на фотографии родителей. И постоянно выглядывал в окно, надеясь, что мама вот-вот появится.
И наступила зима. На новый год мы ездили домой, и там мама купила мне красивую голубую дублёнку и синие джинсы. Я так в школу пришёл. Помню, стоял на улице после уроков и думал о том, какой сейчас красивый, какая здоровская у меня дублёнка, как она мне идёт, а ещё моя новая причёска лесенкой тоже очень крутая, и кудри мило торчат из-под шапки.
- Ахахаха, посмотрите, голубая корова!
У него косили глаза, он ходил в дорогой кожаной куртке, а его папа был какой-то шишкой. Этот дрянной мальчишка - главный забияка класса. До сих пор помню его имя и фамилию. А имена остальных одноклассников и даже учителя - нет.
От его слов на моём большом дружелюбном детском сердце появилась первая трещина. И с каждым днем, месяцем, годом она становилась всё глубже, разрастаясь и ветвясь.
Это покажется странным. Подумаешь, сказал какой-то невоспитанный ребёнок откровенную глупость. Но я был очень чувствительным, мне никогда такого не говорили, особенно в момент, когда считал себя очень красивым.
Я искренне не понимал, почему всё было так. За что меня бил по лицу умственно отсталый мальчик, хотя никогда плохо к нему не относился. За что повалили на пол и пинали ногами старшеклассницы. Почему зажимал в тёмном углу подъезда отвратительный одноклассник.
Я был тихим и очень спокойным ребёнком, мне было страшно кого-то обидеть даже словом. Достаточно было лишь представить, как человек, которого хочу обидеть, плачет, - и отпускало. Я просто не мог причинить кому-то зло.
Наверное, я выглядел самым слабым. И по моему мягкому животику было приятно бить кулаками. И хлестать ладонями по пухлым щёчкам. И они знали, что никому не расскажу об этом. И оказались правы. Я только спустя шестнадцать лет рассказал.
Вы наверняка давно меня забыли, я совсем не отпечатался в вашей памяти. Но вы навсегда в моей засели. Мне так больно и обидно за этого ребёнка, который пытался наладить хоть какую-то связь с миром, а получал в ответ только тычки и оскорбления. Как вы могли? Почему?
Я разрушен. Во многом - самим собой. Но первой ласточкой персонального рагнарёка были ваши слова и ваши удары. Я очень хочу вас простить и забыть.